зучая в архиве ФСБ судебные документы 1937 года, касающиеся игумении Горицкого монастыря Зосимы (Рыбаковой), мне попался на глаза адрес дома, где она была арестована в Белозерске вместе с другими изгнанными насельницами прославленной обители. Адрес я записала и, окончив дела в Вологде, отправилась в Белозерск искать дом № 14 по улице Луначарского, надеясь, что нынешние хозяева этого дома хоть что-то вспомнят о тех временах, или хоть какие-то следы от пребывания в нем монахинь остались в дальних уголках дома. Ведь аресты проходили внезапно, и если не письма, то фотографии должны были остаться. Даже крупицы памяти о мужественных страдалицах дόроги моему сердцу.

О матушке Зосиме я впервые услышала в Москве от священника Валентина Парамонова, который показал ее фотографию. С тех пор образ игумении не оставлял меня в покое. Я искала документы, связанные с ней, расспрашивала старожилов, изучала послужные списки Горицкого монастыря. А позднее сотрудники архива Федеральной Службы Безопасности по Вологодской области любезно предоставили возможность ознакомиться с ее следственным делом.

Игумения Зосима (в миру Екатерина Реокатовна Рыбакова) была уроженкой Ферапонтовской волости Кирилловского уезда Новгородской губернии (ныне Вологодская область). Родилась она в 1867 году в крестьянской семье из деревни Краснόво, грамоте обучалась в земской школе. Когда девушке исполнилось 20 лет, она поступила в Горицкий монастырь. В те годы новоначальные насельницы проходили многолетнее испытание, прежде чем принять монашеский постриг. В 1896 году Екатерина Рыбакова была определена в число послушниц, а в 1909-м пострижена в ангельский образ. Нарекли новую монахиню Зосимой, в честь белозерского святого - преподобного Зосимы Ворбозомского, чей монастырь находился в 12 верстах от Горицкой обители. (Зосимов монастырь, расположившийся на одном из островов Ворбозомского озера, был упразднен в XVIII веке и возобновлен игуменией Горицкого монастыря Елизаветой Усковой, как женский скит для схимниц). В 1919 году монахиня Зосима стала казначеей монастыря и заведующей хозяйственной частью. Вскоре умерла игумения Асенефа (Корчагина) и сестры обители летом 1920 года избрали мать Зосиму своей настоятельницей.

Пока я искала в Белозерске нужную улицу и дом, мне рисовались обстоятельства жизни матушек, изгнанных из своего любимого монастыря и вынужденных скрываться от преследований. Игумения Зосима с духовными сестрами, как можно было предполагать, поселилась на окраине, в небольшой избе, чтобы жить неприметно для окружающих. И здесь, в миру, старицы старались сохранить свой монастырский уклад, остаться верными монашеским обетам - это в то время, когда за православную веру сажали в тюрьмы. Повсюду - страх и предательство. Как устоять, не озлобившись и не убоявшись гонений?

С этими думами я подходила к дому под № 14 по улице Луначарского. Но, к сожалению, жилья как такового я не нашла. Дом стоял перед сносом опустошенным и безлюдным, хозяев в нем не было, спросить о чем-либо было не у кого. Как скорбно, подумала я, опоздала! Если бы хоть год назад я сюда пришла, может быть, еще что-то застала. Так просто уйти я не могла и начала стучаться в калитку одного из соседних дворов. За высоким плотным забором надрывалась овчарка. На стук вышел хозяин. Внутрь двора меня не впустили. Очень трудно было наскоро объяснить причину моего приезда. Да и кто захочет вспоминать те страшные годы? Наш разговор был трудным. Естественно: люди заняты, а тут приходит праздный человек, отрывает от дел, задает неприятные слуху вопросы. Под конец разговора женский голос из глубины двора предложил спустить на меня собаку. Следом я услышала в свой адрес такие нелестные предположения, что, извинившись, быстро распрощалась.

С тех пор прошло несколько лет. Надо думать, что по улице Луначарского № 14 уже стоит большой новый дом, который ничем не напоминает утлую избенку, где 24 сентября 1937 года была арестована игумения Зосима и ее верные помощницы. Этот арест не был столь уж неожиданным. К 1937 году почти никого из священников не осталось на свободе. Не раз арестовывали, начиная с 1921 года, и матушку Зосиму. Она знала, что ей предстоит мученическая кончина, это было предсказано еще во младенчестве. Семейное предание я услышала от Обленовой Тамары Ивановны - внучатой племянницы матушки Зосимы - прихожанки Покровской церкви города Кириллова. Однажды, когда мать будущей игумении Аграфена качала люльку, зашла странница:

– Кого качаешь? Игумению? – спросила она, потом добавила. – Только ее расстреляют.

На эти слова семья не обратила внимания, казались невероятными как слова об игумении, так и предсказание о расстреле. Ведь тогда царствовал император Александр II, только что освободивший крестьян от крепостной зависимости, и до революционных потрясений было еще далеко. О посещении странницы вскоре забыли, но с началом репрессий матушка Зосима вспомнила рассказ своей матери. В 1933 году игумения Зосима вновь была арестована. Вместе с ней в камере оказалась ее двоюродная сестра Анна Владимировна Шумилова (мать Т.И. Обленовой) - вдова уважаемого кирилловского фельдшера. В тюрьме игумения сказала сестре:

– Ты, Анюта, не тужи, тебя-то выпустят, а меня-то расстреляют.

Действительно, сестру меньше месяца продержали под стражей и отпустили. Матушку тоже выпустили тогда из заключения, но ненадолго. Единственная сохранившаяся фотография игумении, находящаяся в альбоме протоиерея Валентина Парамонова, на оборотной стороне имеет надпись, сделанную рукой игумении Зосимы: «На молитвенную и добрую память. Дорогой моей послушнице, много потрудившейся во время моего заключения в тюрьмах, монахине матери Александре. Глубоко ценю твои все труды и скорбные переживания. Ваша недостойная Игумения Зосима. После тюрьмы».

И хотя игумения каждый день ожидала нового ареста, это ожидание было духовно непростым. О последних ее днях перед арестом рассказал мне 10 лет тому назад ныне покойный отец Валентин Парамонов. Уроженец Кириллова, он застал в живых некоторых из уцелевших насельниц Горицкого монастыря. Начав свой путь священника в Покровской церкви Кириллова, он последние 14 лет был настоятелем Воскресенского собора на Ваганьковском кладбище в Москве. В годы гонений сам он, будучи искренно верующим мальчонкой, спас кое-кого из монахинь от арестов. К его отцу-активисту иногда приходили перед облавой со списками предполагаемых жертв. Никто не обращал внимания на притаившегося на печке отрока, который незаметно от отца выходил из дома и бежал предупреждать матушек об опасности. Вот что поведал отец Валентин Парамонов об аресте игумении Зосимы.

Пока шли мирные времена, о предсказании странницы как-то забылось, но с началом притеснений вспомнилось. И вот матушка Зосима затужила, впала в уныние, стала прислушиваться к шагам за дверью, перестала молиться. Была в монастыре юродивая Христа ради мать Екатерина, обладавшая даром рассуждения. Пришла она как-то в дом, где жила игумения и говорит:

– Ну что, матушка, затужила? Расстрелять должны? Ну и что ж, если расстреляют? Давай с тобой меняться. Ты займешь мое место - будешь всем на посмеяние, а я займу твое. Пять минут - и я буду в Царстве Небесном. Давай меняться.

– Нет! – решительно ответила игумения. И воспрянула духом. Стала готовиться к своему последнему часу. Повеселела, много молилась. А когда пришли ее арестовывать, радостно отворила дверь, лампады были зажжены, она была готова, пошла как на Пасху.

Игумению Зосиму расстреляли в Белозерской тюрьме в день праздника Покрова Божией Матери 14 октября 1937 года, на 70-м году от рождения. Матушек, которые жили с ней в домике по улице Луначарского тоже арестовали, но недолго продержали в Белозерске и отправили в Ленинград. Они были расстреляны в Левашовской пустоши, ставшей печально знаменитым местом массовых расстрелов и захоронений жертв репрессий.

* * *

Чтобы понять, чем помешали горицкие старицы строительству “светлого будущего”, надо обратиться к документам 1937 года, относящимся к деятельности Ленинградского управления НКВД. Напомним, что часть Вологодской области входила тогда в состав Ленинградской. Начальником IV (секретно-политического) отдела Ленинградского управления НКВД был капитан госбезопасности Г.Г. Карпов, опытный палач, который курировал дела духовенства. Это не помешало ему впоследствии в 1943 году в чине полковника получить назначение на пост председателя Совета по делам Русской Православной Церкви. Напротив, глубокие “познания” его пригодились на новом поприще. Однако в период массовых реабилитаций жертв политических репрессий судебные органы не могли обойти молчанием те вопиющие факты, которые отражались в документах НКВД за подписью Г.Г. Карпова.

В 1955 и 1956 годах четырежды выносились определения о привлечении Карпова к ответственности за участие в фальсификации следственных дел 1937–1938 годов, но Главная Военная Прокуратура СССР указала военному прокурору Ленинградского Военного Округа, что Карпову за нарушения законности при расследовании дел 1937–38 годов «решением Секретариата ЦК КПСС от 28 сентября 1956 г. объявлен строгий выговор с предупреждением. В связи с этим проводить проверку в отношении Карпова Г.Г. не следует». А Комитет партийного контроля при ЦК КПСС в своей справке написал, что товарищ Карпов за допущенные нарушения социалистической законности заслуживал исключения из рядов КПСС, но, учитывая давность совершенных им поступков и положительную работу в последующие годы, ему объявлен строгий выговор с занесением в учетную карточку. Палач Карпов, на совести которого были многотысячные кровавые и издевательские расправы над невинными жертвами, оставался на своих высоких должностях вплоть до своего увольнения в 1960-м году.

Вернемся к 1937 году, когда по решению Политбюро ЦК ВКП(б) началась наиболее масштабная репрессивная операция. Было сфабриковано крупнейшее дело, которое называлось “О Контрреволюционной повстанческой организации церковников в Белозерском, Кирилловском, Тихвинском, Устюженском и Череповецком районах Ленобласти и Устькубинском и Кубеноозерском районах Вологодской области”. 1 августа 1937 года начальник Ленинградского управления НКВД Л.М. Заковский отдал приказ № 00117 о порядке проведения репрессивной операции на подотчетной ему территории. В соответствии с приказом были организованы 12 оперативных секторов, 5 из них оказались на территории нынешней Вологодской области.

В Белозерский оперсектор вошли Белозерский, Вашкинский, Чарозерский, Кирилловский и Шольский районы. Начальником был назначен лейтенант госбезопасности И.Т. Власов. Опергруппа состояла из 5 чекистов запаса, 25 курсантов Новопетергофского училища НКВД им. Ворошилова и 8 милиционеров. Местом содержания арестованных определена Белозерская тюрьма. Руководителем репрессивной операции на всей территории Ленинградской области был назначен заместитель Л.М. Заковского старший майор госбезопасности В.Н. Гарин.

Ни один из вологодских районов не числился в передовых по уровню готовности к операции. Между тем, начальники оперсекторов должны были представлять ленинградскому начальству на утверждение списки тех, кто подлежал арестам, ускоренно и в упрощенном виде проводить следствие, писать ежесуточные рапорты, выявляя не отдельных “врагов”, а “контрреволюционные формирования и группировки”. Началось негласное соревнование районов по перевыполнению репрессивных планов. План Москвы по Вологодской области за 4 месяца, то есть ко Дню «сталинской конституции» составил: “по первой категории” (расстрелять) 4 тысячи человек, по “второй категории” (заключить в концлагеря и тюрьмы) 10 тысяч человек.

В августе начались массовые аресты. 16 августа в Белозерске был взят на допрос настоятель Ильинской церкви отец Сергий Шолеников (1886 года рождения, уроженец Белозерска). 18 августа арестовали благочинного города Белозерска и настоятеля Петропавловской церкви отца Николая Федотовского (1881 года, уроженец села Урицкое). 20 августа допросили благочинного города Кириллова и настоятеля Покровской церкви отца Василия Остроумова (1880 года, уроженец деревни Попово Вашкинского района, отец 5-х детей).

28 августа начальник Белозерского оперсектора И.Т. Власов и начальник Белозерского горотдела НКВД С.П. Портнаго направили спецконвоем в Ленинград для дальнейших допросов Федотовского и Шоленикова. Им была определена роль руководителей “широко разветвленной контрреволюционной организации церковников”. Теперь подследственные попадали в руки Г.Г. Карпова и его помощников, которые начали составлять списки мифической “организации”, куда вписывались все новые имена. Арестованы были десятки людей, но руководство Белозерского оперсектора решило довести число до желаемой сотни, то есть “альбома”, как называли в Ленинграде образцовый протокол заседания Особой тройки, в который должны быть включены дела 100 обвиняемых. Действительно, под № 100-м восьмого тома “дела Федотовского Н.Н.” вписан приговор обвиняемой Рыбаковой Екатерины Реокатовны. Протокол допроса игумении Зосимы от 24 сентября вел сотрудник Багмет Михаил Павлович.

Белозерские чекисты и милиционеры выполнили намеченный план по арестам за счет женщин. В качестве свидетелей участковые опросили соседей дома №14 по улице Луначарского. Соседи дали просимые сведения. О бывшей настоятельнице Горицкого монастыря игумении Зосиме написано в показаниях, что она «общественно полезным трудом не занимается, ходит по деревням и нищенствует». Впоследствии, в 1956 году во время реабилитации невинно осужденных, Прокуратура вновь обратилась к “делу церковников”. Вновь допрашивали свидетелей. Сосед по улице токарь В.Н. Горин рассказал, как он давал показания. «Мой допрос в 1937 году проходил примерно так: меня вызвал сотрудник райотдела НКВД Криулин и сказал мне примерно так: сейчас идет подготовка к выборам и нужно изолировать таких-то людей, и назвал фамилии Рыбаковой, Александровой и Сибиряковой. После этого Криулин прочитал мне заранее заготовленные протоколы допросов, где от моего имени говорилось, что Рыбакова, Александрова и Сибирякова занимаются антисоветской деятельностью. Я сказал Криулину, что об антисоветской деятельности Рыбаковой, Сибиряковой и Александровой я ничего не знаю. На это Криулин заявил: ты должен помочь нам изолировать врагов. Я подписал протоколы допросов».

Из послужного списка Горицкого монастыря за 1919 год известно, что Сибирякова Александра Федоровна родилась в 1897 году в деревне Малый Дор Кирилловского уезда, в 1914 году вступила в Горицкий монастырь, несла послушание рукодельницы и помощницы письмоводительницы. После закрытия монастыря она последовала за игуменией Зосимой в Белозерск. Скорее всего, именно Александре Сибиряковой игумения подарила свою фотографию с дарственной надписью. Сведений об Александровой Евдокии Семеновне в монастырских документах мы не находим, следственные документы указывают, что она родилась в 1903 году в деревне Крутец Кирилловского уезда.

23–25 сентября были арестованы 33 монахини и послушницы Горицкого монастыря, а 30 сентября еще 14. Всего было арестовано 62 инокини и мирянки, на них спешно оформили десятки “признательных” протоколов. Обвинительное заключение на 100 “повстанцев” подписал начальник Белозерского РО НКВД С.П. Портнаго и один из ведущих следователей И.А. Емин, утвердил заключение начальник оперсектора И.Т. Власов. Следственное дело было направлено на рассмотрение Особой тройки УНКВД по Ленинградской области. Из Белозерской тюрьмы всех заключенных отправили этапом в Ленинград, за исключением игумении Зосимы, замученную матушку освободили с подпиской о невыезде, она почти не могла передвигаться. Особая тройка вынесла всем обвиняемым смертный приговор (кроме Анны Богдановой, которую приговорили к 10 годам концлагеря).

9 октября белозерских мучениц расстреляли в Левашово. Вместе с ними приняли мученическую кончину священники Сергий Шолеников, Николай Федотовский и Василий Остроумов. Через несколько дней Особая тройка в Ленинграде рассмотрела еще два групповых дела о “контрреволюционной организации церковников”: кирилловского (29 человек) и горицкого (15 человек). 30 октября 43 человека было расстреляно (38 из них горицкие насельницы и священник Горицкого монастыря отец Аверкий Полицын). Дело по ликвидации “повстанческой группы” в Белозерске и Кириллове начальством было признано образцовым.

В 1939 году после очередной смены руководства НКВД СССР были отданы под суд многие чекисты, среди них руководители Вологодского управления НКВД. Во время следствия над ними стали известны некоторые подробности ведения судебных дел. Подсудимый сотрудник управления Е.А. Воробьев показал: «Примерно на половину арестованных не было никакого материала, кроме того, что они ходили в церковь и молились Богу, а Власов все время напоминал и требовал “увязки” и “округления”. Все привлеченные по делу прошли по первой категории». Автор многих протоколов допросов насельниц Горицкого монастыря следователь И.В. Анисимов показал в качестве свидетеля: «Допросы арестованных проводились таким способом: если арестованный не подписывал ранее заготовленный и вымышленный протокол допроса, то его били. На голову надевали тулуп, сшибали его на пол и били ногами, а после этого подводили к столу, вставляли в пальцы ручку и сами водили его рукой по бумаге».

Начальник экспедиции Белозерского РО НКВД А.Ф. Кротов показал, что многих арестованных заставляли стоять по 12–17 суток. Их ставили по углам комнаты ЗАГСа по 5–6 человек, в середину ставился милиционер, который не разрешал шевелиться, а следователи уходили в кино или на отдых. По окончании расследования дела чекистов были расстреляны начальник Вологодского управления НКВД С.Г. Жупахин, начальник Белозерского оперсектора И.Т. Власов, следователь И.А. Емин и сотрудник Вологодского управления НКВД Е.А. Воробьев. Приговорены к разным срокам лагерей начальник Белозерского горотдела НКВД С.П. Портнаго (10 лет) и В.Д. Овчинников (5 лет).

* * *

Вместе с игуменией Зосимой были репрессированы все обитательницы маленького домика по улице Луначарского: Акимова Ксения Григорьевна, Александрова Евдокия Семеновна, Бердяева Ольга Ивановна (монахиня Иоанна), Волганова Клавдия Матвеевна, Живулина Анна Петровна, Калякина Анна Тимофеевна, Комова Павла Ивановна, Молочникова Анна Вячеславовна, Орехова Наталья Тигреевна, Сибирякова Александра Федоровна, Федотова Мария Иоасафовна, Филиппова Анна Алексеевна, Шугина Клавдия Андреевна и послушница Ферапонтова монастыря Зболдырева (Сболдырева) Матрена Дмитриевна.. Их приговорили к высшей мере наказания, приговор привели в исполнение 9 октября 1937 года.

В той же Левашовской пустоши “по делу Белозерских монахинь” 30 октября были расстреляны и другие насельницы Горицкого монастыря: Белкова Александра Михайловна (послушница), Бердина Елена Митрофановна, Боричева Александра Степановна (послушница), Бочина Агния Ильинична (монахиня Леонтия), Бочина Степанида Григорьевна (послушница), Денисова Екатерина Васильевна (монахиня Ангелина), Дичина Евдокия Тимофеевна (монахиня), Егорова Анна Арефьевна (послушница), Калинина Александра Ивановна (монахиня Георгия), Калинина Мария Ивановна (монахиня Иоанна), Клемушинская Ольга Дмитриевна (монахиня Николая), Логашева Мария Васильевна (послушница), Маракасова Параскева Арсентьевна, Мелковская Евдокия Никандровна (монахиня Мелхиседека), Мудрова Евдокия Филипповна, Назарова Мария Григорьевна, Назарова Пелагея Григорьевна, Назарова Прасковья Назаровна (монахиня Назария), Никонова Евдокия Гавриловна (послушница), Новожилова Лариса Алексеевна, Огвоздина Александра Александровна (послушница), Окатова Александра Васильевна, Ремизова Агриппина Федоровна, Сибирякова Клавдия Петровна (монахиня Митрополия), Симанова Прасковья Петровна, Скороходова Мария Ивановна, Смирнова Галина Афанасьевна, Смирнова Дарья Павловна, Смоленкова Клавдия Александровна, Смолина Елена Никифоровна, Тяпушкина Мария Петровна, Филинцева Лариса Михайловна (послушница), Шитова Аполлинария Феофановна, Шитова Ольга Феофановна, Шугина Мария Алексеевна, Юкалова Анна Ефимовна.

Поскольку судебные документы составлялись по гражданским документам, удалось установить только несколько монашеских имен белозерских мучениц. Последний послужной список Горицкого монастыря, хранящийся в Кирилло-Белозерском музее-заповеднике, относится к 1919 году. Впоследствии монашеские постриги в конце 1920-х годов тайно совершал епископ Кирилловский Тихон (Тихомиров), но неизвестно, составлялись ли об этом документы. Хотя имена расстрелянных мало, о чем говорят современному человеку, однако не только в следственных документах они должны быть вписаны. Помянем и мы их благодарной памятью!

И в годы гонений не пресекалось женское старчество горицких сестер. Те немногие матушки, которые уцелели от всех погромов, как могли, укрепляли в людях веру, поддерживали слабых, утешали плачущих, исцеляли телесно и духовно. Некоторые из стариц несли свой нелегкий подвиг в форме юродства. Рассказы о них записаны со слов старожилов и прихожан Покровского храма города Кириллова. О некоторых из них сохранились только упоминания имен: мать Рипсимия, мать Асенефа. Немало окрестных жителей обращались к монахине Сергии, жившей в чуланчике под колокольней Введенской церкви в Горицах. Многие ездили в Никольский Торжок к матери Марине (бывшей послушнице). В Белозерске при Успенском храме трудились монахини Магдалина и Алевтина.

Среди юродивых Христа ради последней была мать Калерия. Калерия Ивановна Калинина родилась в 1880 году в крестьянской семье села Покровского Вожегодского уезда. В Горицкий монастырь она поступила 20-ти лет, несла послушание в хлебне, в 1916 году стала послушницей. В монастыре жили еще две ее сестры и родная мать, которая пришла к дочерям после смерти мужа. Старшая сестра Мария приняла в постриге имя Иоанны, она заведовала Горицкой пароходной пристанью. Средняя Александра - в монашестве Георгия - стала регентшей монастырского хора.

После изгнания насельниц из монастыря сестры Калинины поселились втроем в отдельном домике в Горицкой Слободе. 25 сентября 1937 года к ним пришли с обыском и арестом. Увели монахинь Иоанну и Георгию, а мать Калерию сочли за сумасшедшую и не тронули. Сестер расстреляли спустя месяц, а мать Калерия осталась в том же доме, где жила.

Многие жители, окрестные и дальние, обращались к ней за помощью и советом, особенно в годы Великой Отечественной войны. Если долго не приходили письма от мужей и сыновей, или жены и матери получали известия о том, что боец пропал без вести, шли к блаженной Калерии. Она говорила, как поминать: о здравии или о упокоении. Много молилась, но тайно, это знали только самые близкие люди. Из рассказов Тихоновой Евгении Васильевны, уроженки деревни Остолопово, которая хорошо знала юродивую, мать Калерия знала, что ее арестуют. Вот что она рассказала. «Шел 1945-й год. На второй день Рождества пошла я к матушке, испекла пироги, кое-что поговорили, а потом она и говорит:

– А в этом году, какая радость-то у крещеных будет - две Пасхи. Воистину, воистину будет две Пасхи! А я-то и не доживу.

А матушка крепкая была, ей всего 65 лет было.

– Что вы, матушка! - говорю. - Вы должны для всех нас жить.

На следующий день ее арестовали. На третьей неделе Великого Поста она скончалась в Белозерской тюрьме. Замучили ее там, с допросов не выпускали. Может, и били, кто их знает, а только допытывались: “расскажи, как ты гадаешь?” Небось, и родственники их бывали у матушки, в войну-то столько народу к ней ходило.

– Вы поститесь да молитесь, и вам Господь откроет. Гаданья я никакого не знаю. Я знаю только одного Бога!

Все слова ее сбылись. И про две Пасхи. В тот год война кончилась - вторая Пасха». Как-то мать Калерия сказала Евгении, тогда еще юной девушке, непонятную для нее фразу: “проси частичку за меня вынимать, частичку-то проси вынимать”. Прошло много лет. Когда Евгения Васильевна стала нести послушание алтарницы при Рождественском храме в Звенигороде, каждую службу она неизменно просила священника вынимать частичку из просфоры в поминовение души дорогой ей матушки Калерии.

* * *

Посещая древнейший русский город Белозерск, туристы непременно приходят на городище - огромный земляной вал с глубоким рвом и мостиком через него. С высокого вала открывается красивейший вид на небольшой городок, расположенный на берегу озера Белого, давшего название обширной территории, изобилующей озерами, реками и монастырями. Белозерье, или Белоозеро известно нам по летописям, сказаниям и Житиям. По древнему валу когда-то ходили Крестным ходом, а в XX веке - шли крестным путем по мосту внутрь вала к Белозерской тюрьме. Тюрьма размещалась в трехэтажном здании бывшего Белозерского духовного училища. А небольшое здание Духовного правления напротив стало местом, где “с пристрастием” велись допросы арестованных. Огромный Спасо-Преображенский собор тоже был обагрен мученической кровью.

Где были погребены невинно убиенные в Белозерске, неизвестно. Пока не удалось найти захоронения жертв репрессий, чтобы воздвигнуть там Поклонные Кресты. На Левашовском мемориальном кладбище под Санкт-Петербургом среди православных крестов и надгробных памятников стоит 6-метровый Крест в память о всех невинно убиенных насельницах Горицкого монастыря (1).