История
Достопримечательности
Окрестности
Церкви округи
Фотогалерея
Сегодняшний день
Библиотека
Полезная информация
Форум
Гостевая книга
Карта сайта

Поиск по сайту

 

Памятные даты:

 

Праздники

Памятные даты

 

Наши сайты:


Подготовьте себя заранее к поездке в

Ферапонтово

http://www.ferapontov-monastyr.ru/
http://ferapontov-monastyr.ru/catalog/
http://www.ferapontovo-pilgrim.ru
http://www.ferapontovo-archive.ru
http://www.ferapontovo-foto.ru/
http://www.ferapontov.ru/
http://www.patriarch-nikon.ru/
http://www.tsipino.ru/
http://a-russian-troika.ru
http://a-hippotherapy.ru

Прогноз погоды:


Ферапонтово >>>


Яндекс.Погода


На главную Карта сайта Написать письмо

На главную Библиотека Литература о Белозерье Альманах "Памятники Отечества", № 30. Северная Фиваида Архимандрит Пимен (1810—1880). ГОРИЦКИЕ СТАРИЦЫ

АРХИМАНДРИТ ПИМЕН (1810—1880). ГОРИЦКИЕ СТАРИЦЫ


АРХИМАНДРИТ ПИМЕН (Мясников)


ГОРИЦКИЕ СТАРИЦЫ


Посещая по долгу службы или по личной надобности многие духовные учреждения центральных российских губерний, настоятель подмосковного Николо-Угрешского монастыря архимандрит Пимен Мясников (1810—1880) не помышлял ни о каких мемуарах. Однако преклонные годы не притупили его памяти на события и лица — и Пимен взялся подробно изложить пережитое. Подтолкнул его к этому занятию послушник угрешского монастыря Дмитрий Дмитриевич Благово, не лишенный дара духовный писатель и поэт. Но вошел в литературу Благово прежде всего как издатель и фактический соавтор знаменитых «Рассказов бабушки» — одного из самых ярких произведений русской мемуаристики. Вероятно, был он и литературным обработчиком рассказов архимандрита Пимена, увидевших свет в одном из выпусков «Чтений Общества истории и древностей российских». Приняв при постриге иноческое имя Пимен и став, уже после смерти своего учителя, архимандритом, Д. Д. Благово издал воспоминания архимандрита Пимена отдельной книгой. Основательно забытые, в отличие от «Рассказов бабушки», они не менее любопытны прежде всего бытовыми подробностями из жизни духовного сословия. Публикуемые здесь страницы посвящены наиболее замечательным монахиням Горицкого монастыря, с которыми сталкивала архимандрита Пимена судьба.


При поступлении моих сестер в Горицкий монастырь, настоятельницею там была игуменья Маврикия, и так как она замечательная старица, то скажу о ней что знаю. В миру ее звали Мария Матвеевна Ходнева, она была дочь белоезерского дворянина Матвея Ивановича, жившего неподалеку от монастыря. С детских лет она отличалась особенною сосредоточенностью, молчаливостью, кротостию и сострадательностью к бедным. Она весьма охотно посещала храм, любила молитву и, по примеру своих родителей, строго соблюдала посты. Она рано выучилась читать книги церковной печати, но при всех усилиях плохо разбирала гражданскую грамоту. Мария имела еще сестру, которая была старше ее несколькими годами. Отец ее умер, и спустя некоторое время ее мать вышла вторично за человека с характером весьма тяжелым. В особенности чувствительно было для Марии, что, как при отце ее, не соблюдались у них в доме посты. Она решилась вступить в монастырь, и в 1801 году, имея от роду лет 18, вступила в Воскресенский Горицкий монастырь, находившийся неподалеку от имения ее матери. Монастырь был штатный, в большом упадке, сестер в нем было до 70, а настоятельницею тогда была игумения Маргарита. В 1806 году при пострижении Мария была названа Маврикиею, а в 1810 году, по смерти Маргариты, единогласно всеми сестрами избрана в игумению, и как она ни плакала и ни отговаривалась, сестры настаивали на своем выборе, и она была утверждена и в июне посвящена в Новегороде епископом Иоасафом, викарием Новгородским. Ей было тогда лет около 33-х.

Сделавшись настоятельницею, мать Маврикия вполне подчинила себя, по примеру своей предшественницы, духовному руководству новоезерского архимандрита Феофана, бывшего в то время благочинным монастыря. Этому достопочтенному старцу одинаково обязаны своим благоустроением как Новоезерская обитель, так и Горицкая, но трудно определить, на чьей стороне был перевес: на стороне ли руководителя Феофана, или на стороне руководимой настоятельницы Маврикии.

В 1831 году, будучи еще мирянином, я пришел в летнее время посетить моих сестер в Горицкую обитель и желал быть у них в келий; но так как вход в келий не для всех был доступен, то и должен был я лично испросить благословение игумений быть у них в келий, находившейся в связи с настоятельскими покоями. Игумению довелось мне тогда видеть в первый раз: она была уже немолодых лет, на вид ей можно было дать лет 55 или более. Роста она была среднего, довольно худощавая, но лицо имела круглое, голову всегда держала наклоненною, постоянно перебирала в руках шерстяные четки, одежду носила самую простую, нисколько не отличавшуюся от одежды прочих сестер обители. Она говорила весьма тихо, не возвышая голоса, была вообще молчалива, ограничиваясь при разговоре точными ответами и редко сама делала какие-нибудь вопросы.

С самого первого времени поступления своего в управление обителью мать Маврикия стала помышлять об устроении общежития, ибо Горицкий монастырь был дотоле штатным. Когда она стала говорить о своем желании старцу Феофану, преобразовавшему уже Новоезерский монастырь, он похвалил ее благое намерение, но спросил ее вместе с тем: на что она рассчитывает для поддержания общины, когда у монастыря нет никаких доходов? «Надеюсь единственно на Господа и на ваши святые молитвы,— отвечала она.— По вере вашей дастся вам, невозможное у человеков возможно у Господа».

Преобразование обители не всем было по мысли: многие роптали, другие вышли, и в монастыре осталось только человек сорок. В тяжелый для России 1812 год, в самый день Пасхи, была первая общая трапеза.

Сказав, что мне известно, о самой игумений, возвращаюсь к рассказу о посещении моих сестер. Они жили вместе с слепою старицею, по имени Феодосия, одною из самых давних сподвижниц игумений. Старица эта, как мне рассказывали, препровождала все свое время в постоянном повторении молитвы: «Богородице Дево! Радуйся». Молитвенное ее правило было таковое: сперва она прочитывала молитву эту 130 раз, а после того повторяла ее по одиночке за матушку игумению, за матушку казначею, за матушку благочинную и так далее, пока не перечитает ее за всех сестер обители После того она начинала ту же молитву за всех известных благотворителей и за других живущих, и когда кончит читать молитву за живых, прочитывала ее известное число раз сряду за монастырских коровушек, питающих святую обитель сию. Потом переходила к повторению молитвы `за усопших. Это непрестанное призывание имени Пресвятыя Богородицы и произношение ее молитвы, обратившееся у старицы как бы в умную молитву, по замечанию в обители, возымело на старицу благодатное действие: она имела иногда видения, слышала пение и под конец жизни стяжала дар прозорливости.

На следующий день по моем приходе в монастырь, я пришел к ранней обедне в больничную Покровскую церковь и попал на отпевание одной послушницы. Когда приспело время нести гроб на кладбище, сестры подняли оный, а с ними вместе понесла и мать игуменья. Видя это, я стал спрашивать: кто была покойница? И узнал, что она была одна из простых послушниц, умершая в больнице, и что игумения имела обыкновение нести гроб до самой могилы и провожать каждую из сестер, кто бы она ни была.

Покровская церковь была строена в 1831 году, иждивением княжны Параскевы Николаевны Хованской, в иночестве Марии, в схиме Параскевы. При церкви в то время были длинные одноэтажные по обеим сторонам пристройки, в которых находилось 16 больничных, довольно тесных келий, каждая об одном окне. Как храмоздательницу и строительницу, игумения сделала мать Марию начальницею церкви и смотрительницею больницы, и потому во храме она имела послушание церковницы и жила тут же в здании больницы. Все ее отличие от других состояло только в том, что она занимала две келий вместо одной, то есть два окна, а не одно.

Княжна Хованская родилась в 1778 году, она была фрейлиною императрицы Марии Феодоровны. В 1824 году она приехала с княжною Варварою Николаевною Долгорукою в Горицкий монастырь помолиться, и ей так там понравилось, что она решилась остаться совсем. Игумения поручила княжну одной старице, Епифании, строгой подвижнице и весьма взыскательной, которой княжна беспрекословно и с глубоким смирением во всем повиновалась. Старица научила ее тому же рукоделию, которым сама занималась: шить башмаки и столярничать, а также и прясть волну. Когда, в мою бытность, мать Мария жила уже в здании больницы, то в одной келий она занималась своим рукоделием, а в другой была молельная и спальня. В то время ей было с лишком 50 лет; роста была среднего, весьма статная и видная собою, и, глядя на лицо ее, можно было думать, что смолоду она была замечательной наружности. Жизнь провождала она подвижническую, стараясь подражать древним инокам. В обращении своем со всеми была весьма смиренна, кротка и беспрекословно послушная настоятельнице и своей старице, ни в чем не имела своей воли. Вполне нестяжательная, она предоставляла в полное распоряжение игумений значительное денежное вспомоществование, ежегодно присылаемое ей родственниками, ничего для себя самой не оставляя, и в своей келий не имела ничего, кроме носильного платья. Она ни в чем не отличалась от сестер, носила одежду такую же, как и все прочие, и довольствовалась общею монастырскою трапезою.

Под конец жизни Господь посетил ее тяжким недугом: все тело ее покрылось ранами и струпами, подобно Иову многострадальному, но это не возмутило ее благодушия, она терпела с великою кротостию свою болезнь до самой кончины. Окруженная сестрами, напутствованная христианскими Таинствами, она тихо и мирно отошла к Господу ноября 10 дня 1840 года (...)

В заключение о княжне-схимонахине Параскеве скажу, что была она из того же рода князей Хованских, к которому принадлежала и несчастная супруга князя Андрея Иоанновича Волоцкого, Евфросинья Андреевна, храмоздательница Воскресенского собора в 1544 году, и в Горицком монастыре довольное время подвизавшаяся и под именем Евдокии постриженная, а в 1569 году октября 15 дня утопленная в Шексне. С нею вместе тогда утоплена и жена ее племянника Юрия Васильевича, невестка Иоанна Грозного, рожденная Иулиания Дмитриевна Палецкая, во иночестве Александра. Обе жертвы Иоанновой жестокости погребены в Горицкой обители, первоначально в отдельной часовне против соборного алтаря, ныне же над могилами воздвигнут теплый соборный храм. И так в Горицкой обители были две подвижницы из одного и того же рода князей Хованских, на расстоянии 280 лет, обе храмоздательницы и обе там погребенные.

Немногим лет спустя после того, как мать Маврикия вступила в управление обителию, именно в 1816 году, под ближайшее руководство не старой еще, но опытной уже настоятельницы, по указанию старца Феофана, поступила одна из значительных вологодских владелиц, некто Александра Алексеевна Клементьева, надворная советница. Скудной средствами обители она принесла в дар щедрые и богатые вклады и все свое достояние, но выше всех жертв ее была жертва себя самой и трех юных своих дочерей, из коих младшей было 11 лет. Клементьева с дочерьми, предавшая себя вполне руководительству старца Феофана, была впоследствии пострижена под именем Агнии, а дочери ее названы: старшая Аркадиею (умершая в 1821 году), вторая Арсениею (бывшая впоследствии преемницею игумений Маврикии) и третия, младшая — Асинефою.

Живущая и доныне мать Агния, вполне преданная игумений Маврикии, была деятельною и ревностною ее помощницею во всех ее полезных и благих предприятиях. Она помогла строить храм во имя Пресвятой Троицы. Каменщики и другие мастеровые были ее собственные люди, ею призванные. Она сама и ее дочери, вместе с прочими сестрами, делали кирпичи, носили воду с реки (когда еще не проведена была в монастырь ключевая вода), наравне с прочими ходили на разные монастырские послушания, пели на клиросе и читали в церкви. Ее же иждивением построены два каменных корпуса и ограда, в холодном соборе украшен ею придел во имя иконы Смоленской Божией Матери, где и ее же чудотворная икона Одигитрии над царскими вратами в серебряном сиянии и спускаемая наподобие иконы Успения в Киеве; царские врата и иконостас вызолочены на полимент, и на двух местных иконах Спасителя и Божией Матери во весь рост сделаны серебряные ризы.

Старшая дочь, мать Аркадия, пожертвовала на украшение придела Смоленской Божией Матери всю свою часть, доставшуюся ей из имения отца. Она занималась живописью, и рассказывают, что когда писала иконы, то всегда с постом и молитвою, питаясь в то время одною просфорою. Она была, говорят, весьма сострадательна и нищелюбива, так что когда она, бывало, идет в церковь и в это время кто-нибудь из нищих станет просить Христа ради, она не задумается и отдаст все, что при ней случится: и носовой платок, и шейный, а взошед на крыльцо, снимет, так чтобы никто не видал, чулки, отдаст и их. Она была весьма кротка и смиренна, скончалась 6 мая 1821 года (...)

Мать Агния устроила еще и другой придел во имя Владимирской иконы Божией Матери, в Троицкой церкви на хорах. Агния была для игумений Маврикии твердая и надежная опора: ибо игумения, несмотря на то, что была из дворянского семейства, не умела писать, а только с трудом могла подписывать имя. Агния была ее письмоводительница и все бумаги писала сама. Она была и закупщицей, ездила на ярмарки, делала нужные для монастыря закупки, сама все укладывала и отправляла; но эти хлопоты не мешали ей в точности исполнять монастырское правило и вычитывать все службы. Вполне преданная игумений, она была неутомима, и, несмотря на свои преклонные лета, ревностно хлопотала о пользе обители, так что и смерть застала ее почти в труде: она за несколько дней до кончины только что возвратилась с ярмарки, занемогла. Поспешили ее напутствовать и особоровать, и так она мирно отошла к Господу в 1841 году, имея лет 75 от роду.

Мать Арсению с самого поступления в монастырь мать игумения препоручила руководству монахини Евгении, которая была клиросная головщица и великая подвижница. Она была девица, дочь одного курского священника, и сперва была в монастыре в Курске, но ей показалось, что там не довольно строго живут, и, никому не сказавшись, она ушла оттуда со странницами и пришла в Горицкий монастырь. Впоследствии она была в Курске и неописанно обрадовала отца, явившись к нему, тогда как он считал ее уже умершею и поминал за упокой.

Весною 1818 года поступила в Горицкий монастырь вдова генерал-майора Александра Сергеевна Готовцева, рожденная Щулепникова. Она родилась в 1787 году в Костромской губернии в Солигалицком уезде, в имении отца своего. Ее мать была по фамилии Белкина, Доминика Ивановна, дочь вологодского воеводы. Александра Сергеевна воспитывалась в Санкт-Петербургском Екатерининском институте. Вскоре по выходе оттуда она вышла замуж за генерала Готовцева, овдовела прежде года, имела дочь и, лишившись ее, по прошествии нескольких лет вступила в Горицкий монастырь. Когда я стал знать ее, ей было за тридцать лет, она была довольно высокого роста, величава, стройна и лицом весьма красива. Воспитанная в неге и в роскоши, она умела отрешиться от всех прежних своих привычек, вела жизнь воздержанную, была любима и настоятельницею и всеми сестрами, которые ее и боялись и уважали. Она прожила 27 лет в монастыре, и, когда в 1845 году по высочайшему повелению была вызвана в Санкт-Петербург (для восстановления там женского монастыря), все плакали, ее провожая: в столь продолжительное время пребывания в монастыре она никого не обидела, ни даже словом, и оставила по себе самые приятные воспоминания, которые и теперь еще сохраняют о ней горицкие старицы-старожилки.

Старшая сестра матери Феофании, старая девица Анна Сергеевна Шулепникова, поступила в тот же Горицкий монастырь четыре года спустя после ее вступления. Она .была весьма строгой, подвижнической жизни и разрешала молочную пищу только на Пасхе, от Рождества до Крещения и в Троицкую неделю. Впоследствии она была пострижена с именем Маврикии и приняла схиму. Она выстаивала все службы и, пока еще была в силах, ежедневно бывала у двух обеден. Когда после она стала страдать от глухоты, вследствие головной боли, ее усердие к церкви от того не охладело: она все-таки присутствовала при всех богослужениях и обыкновенно становилась в церкви в промежутке, который между алтарем и иконостасом, и по книгам сама вычитывала для себя всю службу от начала до конца. Все свое недвижимое имение мать Маврикия продала за 40 тысяч и деньги отдала игумений. Когда мать Феофанию вызвали в Санкт-Петербург, схимонахиня Маврикия была уже в преклонных летах и, будучи схимницею, как не любила сестру свою, но последовать за нею не решилась и мирно и тихо окончила дни свои в Горицкой обители, на 82 году от рождения, в 1855 году.

Почти в одно время с материю Маврикиею, то есть около 1822 года, поступила в Горицкий монастырь Александра Степановна Кожухова, дочь бригадира и сестра курского губернатора, родом из Костромы. Она была в переписке с новоезерским архимандритом Феофаном, к которому имела большую веру. Будучи уже сосватана, она поехала принять благословение старца Феофана, но он не благословил ее вступать в брак, а советовал, для спасения души, вступить в Горицкий монастырь. Александра Степановна не задумалась, и, хотя ей нравился ее жених, она ему отказала и поступила в монастырь, себя вполне предала в волю отца Феофана и игумений Маврикии и беспрекословно им повиновалась. При пострижении ей дано было имя Ангелики. Она вела жизнь весьма строгую: келий своей никогда не топила, теплой одежды не имела, ходила без чулков, носила власяницу, а под оною медный параманд на цепи и медный пояс и крест, а верхнюю ее одежду составляло грубое парусинное платье. В ее келье не было ничего, кроме узенькой скамьи с деревянным возглавием и рогозиною, и ведра для воды. Пища ее была постоянно постная, кроме Святой Пасхи и времени от Рождества Христова до Крещения. Ночи проводила она на молитве; послушание ее было у свечного ящика, и от продолжительного стояния, холода и других подвигов под конец ее жизни она с великим трудом могла переставлять ноги, ибо они были покрыты ранами. Но тем не менее старица прожила до 82 лет и тихо, мирно и безболезненно заснула вечным сном в 1870 году (...)

В заключение моего рассказа о Горицком монастыре упомяну еще об одной подвижнице, которая туда поступила в 1834 году, следовательно, когда я уже и сам был в монастыре, о матери Агнии, бывшей в миру Александре Алексеевне Шиповой. То, что скажу о ней, известно мне из достоверных источников, от инокинь горицких, самовидиц ее жизни. Александра Алексеевна родилась в 1785 году; отец ее Голостенов был костромским губернатором и любим императором Павлом, а мать была рожденная Катенина. Александра Алексеевна вышла замуж за Ивана Антоновича Шилова, когда ей едва исполнилось 15 лет, следовательно около 1800 года, и прошло около 6 лет, а детей у них не было. Шипов имел великую веру к новопрославленному тогда угоднику Божию преподобному Феодосию Тотемскому, которому он усердно молился, чтобы он испросил у Господа чадородие его жене. По прошествии некоторого времени они были обрадованы рождением сына Алексея. Мальчик подрос и оказывал в учении необыкновенные свои дарования: родители им утешались, но радость скоро омрачилась печалью: Шипова заболела ногами. Она не могла ходить, страдала от нестерпимой боли; врачи истощили все свое искусство и не принесли ей ни малейшей пользы, так что с лишком два года носили ее на простынях. Однажды она в изнеможении заснула и видит во сне, что к ней пришел преподобный Феодосии Тотемский, обещая ей исцеление. Она рассказала свой сон мужу и некоторым из близких, которые стали ее уговаривать съездить к мощам преподобного (...) Она согласилась и действительно получила у мощей преподобного мгновенное исцеление: в церковь ее вели с трудом, а из церкви она возвратилась одна, никем не поддерживаемая и совершенно здоровая. По смерти своего мужа она дала себе обещание, что как скоро сыну ее минет 25 лет, она непременно вступит в монастырь. Наступил 1834 год: ее сыну, находившемуся в то время адъютантом при великом князе Михаиле Павловиче, исполнилось уже 27 лет, но она все еще не была в монастыре и не знала даже, как объявить сыну о своем намерении, опасаясь, чтобы по любви своей, он не стал препятствовать ей в исполнении давнишнего ее намерения.

Вот как она сама рассказывала горицким старицам о своем удалении из мира. «Однажды в летнее время, когда сын мой был в лагере, я стояла на молитве и слышу, что внутренний голос опять мне повторяет слова апостола: «Се ныне время благоприятно, се ныне день спасения». И эти слова слышались мне, и повторяла я их себе несколько дней сряду. Я стала мало по малу приготовляться к отшествию, приводить дела в порядок и собираться в путь. Июля 13, в день празднества архангела Гавриила, я всех людей разослала, отправила куда-то и экономку, бедную дворянку, у меня жившую; взяла что было можно, квартиру заперла и ключ отдала соседям, чтобы передать его экономке, когда она возвратится, помолилась и, сказавши слова Давида: «Скажи ми, Господи, путь, в он же пойду», отправилась в путь. Куда мне идти, я и сама не знала, так как никогда без провожатого никуда не хаживала. Думаю себе: ежели выйду на Московскую дорогу, то пойду в московские монастыри, а ежели на Новгородскую, то в новгородские. Долго я шла и наконец пришла в Царское Село. На шоссе солдатские домики: тут, в палисаднике, я прилегла и, не спавши ночь, от утомления крепко уснула. Пробудилась и опять пошла: день был жаркий, солнце сильно пекло, я стала изнемогать. Едет какой-то мужичок в телеге и говорит мне: «Куда это ты, барыня, идешь? Ты, кажись, устала; присядь-ко, я тебя верст с десяток, пожалуй, подвезу». Я спросила его: «Куда эта дорога ведет?» — «Куда ведет? Вестимо, в Новгород». Я села в телегу в первый раз в жизни... «Вишь ты, как солнце-то печет,— говорил мужичок.— Вот нака-с мой кафтан, хорошенько загородись им, приляжь, авось заснешь — уж больно ты умаялась»... Хотя телега ужасно тряска была с непривычки, но усталость превозмогла, и я крепко заснула. Долго ли мы ехали, не знаю. Кричит мужичок и будит меня: «Вставай, барынька, приехали». Я было стала давать ему деньги, но он не принял. На мне была шляпа, но неловко было идти в ней... Я старалась променять ее на крестьянский платок, большой шелковый мой платок, на какой-нибудь шушун, но шелкового платья никто не хотел взять, опасаясь, быть может, не краденое ли оно. Наконец я добралась до Новгорода и поселилась на квартире у одной солдатки, у которой прожила с неделю. Я ходила по церквам и решилась проситься в какой-нибудь монастырь. Видя необыкновенную странницу в крестьянском одеянии и в шелковом платье, меня не только нигде принять не хотели, даже и в разговор никто со мною не вступал. Я пошла за город: слышала, что в шести верстах есть Сырков монастырь. Подхожу к монастырю, а у ворот стоит казначея. Спрашиваю: «Нельзя ли видеть игумению?» Доложили. Игумения приняла меня ласково и спросила: «Что тебе угодно?» — «Пришла проситься в святую вашу обитель».— «Да ты кто же такая?» — «Беглая солдатка»,— сказала я. «От кого же бежала ты?» — «От мира и от сына».— «А кто твой сын?» — «Солдат, служит при великом князе Михаиле Павловиче». Игумения пристально посмотрела на меня. «Теперь, милая, не древние времена,— сказала она.— Ты мне всю правду говори и покажи бумагу, тогда я представлю по начальству. Сына следует уведомить... а между тем ты здесь поживешь»... Я так обрадовалась, что хотят меня принять, что поклонилась игумений в ноги и подала ей мою бумагу, дворянское свидетельство, и была принята. Я уведомила сына, построила отдельную себе келию, но никак не могла успокоить себя: меня влекло в Горицкую обитель. Наконец я решилась ехать. Игумению Маврикию я знала более двадцати лет, с Феофанией Готовцевой и с ее сестрою мы еще в миру были друзьями... были еще и другие знакомые мои и родственницы в Горицкой обители. Общежительный устав пришелся мне по духу» (...)

Вскоре после вступления Шилову постригли в рясофор, в 1844 году в мантию с именем Агнии, а в 1847 году в схиму, с прежним именем Александры.

Она вела строгую подвижническую жизнь, в точности выполняла монашеские правила и монастырский устав, занимала должность письмоводителя, вела книги. Была ко всем очень добра, сколько могла благотворительна, всем и каждому помогала и словом и делом и, проживши двадцать лет в обители, с миром опочила о Господе в 1854 году.

Домашняя страница
священника Владимира Кобец

Создание сайта Веб-студия Vinchi

®©Vinchi Group